Майкл Тернер - Порнографическая поэма (The Pornographer`s Poem)
18.17
— Вы уверены, что это был сон?
— Конечно. Что это могло быть еще?
— Хорошо, назовем это сном.
18.18
Когда я сел в автобус, идущий в город, уже стемнело. У меня не было четкого плана действий — кроме того, что я хотел узнать как можно больше о Робине, а также о Флинне, поскольку он будет фигурировать в этом деле. Но я должен был соблюдать осторожность. У Флинна везде были глаза и уши. Казалось, в городе все совершенно изменилось. Я вышел на Дейви и направился на запад, к дому, в котором была квартира Робина.
Вскоре я заметил старого приятеля Робина — Тэда, выходящего из номеров. Я помахал ему рукой и окликнул:
— Тэд!
Махать пришлось долго — заметил он меня не сразу. А когда заметил, сначала посмотрел на меня искоса, словно не был уверен, что это я.
— Привет, Тэд! — сказал я, подходя к нему.
— Привет, — отвечал он, озираясь вокруг.
— Как там Робин? — спросил я.
Лицо Тэда приняло забавное хитроватое выражение.
— Мне очень важно знать, — добавил я.
Тэд кивнул и предложил куда-нибудь зайти.
Он хотел было пойти в «Фрескос», но моя интуиция воспротивилась — слишком открытое место. Вместо этого мы решили прогуляться к Денману, в сторону Довер Армс, где можно было выпить, даже если вам нет девятнадцати лет. Я предложил купить ему поесть, и он ответил, что это прекрасная идея. В последнее время он не работал из-за какой-то инфекции. А «кто не работает, тот не ест», как он сам сформулировал это.
Сначала я думал, что от Тэда не удастся добиться многого — хорошо, если расскажет мне о том, о чем я спросил его. Почему он должен сообщать что-то еще? На этих улицах любая информация стоила денег. Слова имели силу. Это было похоже на идеи, о которых мне как-то рассказала Нетти — о том, как знание может быть предметом потребления и приносить доход. Так что я не видел ничего странного в том, что Тэд не проявлял особой открытости и общительности. Кроме того, мне нравилась его игра, его стиль. Очень круто. Конечно, не так круто, как получалось у Флинна. Тэд был крут, как крута новая культура, где каждое действие выглядит таким же сексуальным, как сам секс. Так что я начал со светского разговора, с кое-каких слухов, связанных с нашей последней короткометражкой и одним из наших актеров. Через некоторое время Тэд расслабился. Теперь можно было переходить к делу.
— Да, так что там с Робином? — спросил я.
Тэд посмотрел мне прямо в глаза и ответил:
— Робин мертв.
Я полез в карман за сигаретами.
— Когда это случилось? — спросил я, глядя в сторону, стараясь не встречаться глазами со своим собеседником.
Тэд сделал большой глоток из своей кружки и ответил:
— Некоторое время назад.
Я вытащил сигарету из пачки. Мои руки дрожали. Думаю, что Тэд заметил это, потому что, когда я хотел вытащить зажигалку, он опередил меня, поднеся огонь к моей сигарете. Несомненно, он хотел застремать меня.
Я не знал, какую часть правды он собирался раскрыть мне, но продолжал игру, надеясь по крайней мере поймать его на лжи, может быть, понять что-то из противоречий, которые я найду в его рассказе.
Тэд, казалось, без всяких трудностей рассказал мне подробности смерти Робина: как его труп нашли плавающим в Фолс-Крик, с желудком, полным снотворных таблеток, как водяные крысы отгрызли ему уши. Под моим давлением Тэд упомянул также, что Робин, возможно, был убит, что, «по мнению некоторых», его утопили в канализационном люке, и через пару дней он выплыл в океан. Когда пришло время спросить его, кто же убил Робина, я был уверен, что не получу ответа.
Однако, к моему удивлению, все произошло по-другому.
— Знают ли копы, кто убийца? — спросил я.
Тэд усмехнулся.
— Думаю, это знает каждый, — ответил он.
— Флинн, — предположил я.
— Не-ет, — протянул Тэд.
— Кто же тогда?
Он захохотал. Его смех был поистине жутким.
— Так кто же убил Робина? — повторил я свой вопрос.
Тэд заявил, что это была Таня.
Но с какой стати? Зачем Тане было убивать Робина? Я спросил об этом Тэда. Он ответил, что Робин был должен Тане кучу денег. Пятьдесят штук, не меньше, — все за кокс. Очевидно, когда поняла, что он никогда не отдаст ей долг, укокошила его.
— Так Таня в тюрьме? — спросил я.
— Нет, — ответил Тэд, — они шьют это дело Флинну. Его взяли сегодня утром.
Вот это да!
— Да, так-то вот, — продолжил Тэд. — Кто-то стукнул.
Я был выбит из колеи. Но конечно, я хотел знать больше.
— Кто же это сделал? — спросил я. — Кто донес на Флинна?
Тэд одним глотком опустошил свою кружку и поднял руку, чтобы ему налили еще.
— Ну, — начал он, — это большой вопрос. Каждому понятно, что, если выяснится, кто это, крысу быстро уберут. А это как раз ключевые свидетели. Полиция хочет запалить Флинна, но они знают, что он сам ничего не совершал. Сейчас его держат, чтобы он назвал соучастников, но завтра, вероятно, отпустят.
Официантка заметила поднятую руку Тэда и заспешила к нашему столику. Мне нужно было задать еще один вопрос.
— А где сейчас Таня? — спросил я как можно более равнодушным тоном.
Тэд взял меню, раскрыл его у себя на коленях и ответил без тени сомнения в голосе, что Таня охотится на крыс[67].
Официантка подошла к нам, чтобы принять заказ. Тэд заказал половину меню, я — еще пива. Когда она ушла, Тэд спросил, нет ли у меня десятицентовой монеты. Я вытащил из кармана мелочь и протянул ему десятицентовик. Взяв монету, Тэд поставил ее на ребро и закрутил. Покрутившись некоторое время и описав на столе дугу, десятицентовик упал. Тэд повторил эту операцию.
— Как Энди? — спросил я его.
Тэд пожал плечами.
— Не видел Энди целую вечность, — сказал он, вновь ставя монету на ребро, но потом изменил свое намерение и вместо этого подбросил ее.
— Он уехал из города?
Тэд хихикнул, глядя в сторону. Внезапно он поднялся со своего места и уже на ходу пробормотал:
— Мне нужно в туалет, сейчас вернусь.
Я обратился к детектору лживости. Тэд показывал 0,93. Я взглянул в меню, подсчитал стоимость заказанного им и, оставив две двадцатки, выскочил на улицу, где поймал первый попавшийся кеб и велел ехать в Шогнесси.
19.1
Я проснулся от того, что мать звала меня из кухни.
— Тебе звонит Бобби! — кричала она.
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, готовясь громко крикнуть в ответ, что я сплю — пусть он позвонит попозже. Но конечно, опоздал: шарканье маминых тапок — и вот уже трубка шуршит рядом со мной. К другому концу прижат рот Бобби. Большая ингаляция специально для меня. И за что такое наказание? Я зевнул, взял трубку и сказал запинаясь:
— Какого черта тебе от меня нужно?
Бобби спросил, где я был прошлой ночью, почему меня не было в Форшорс. Я солгал, что был дома и читал Солженицына. Бобби заявил, что мне не следует читать «это коммунистическое дерьмо», а также лгать, потому что вчера он звонил мне три раза.
— Твоя мать сказал, что ты пошел в кино.
Я объяснил, что прошу ее говорить так, когда хочу остаться один.
— А, так твоя мать тоже лжет!
— Совершенно верно, — сказал я ему. — Я происхожу из длинного рода лжецов.
19.2
— Понимаете ли вы, как вы близки к проигрышу?
— Не имею об этом ни малейшего представления.
— Вы осознаете, что случится, если вы проиграете?
— У меня есть прекрасная идея, как этого избежать.
19.3
Я повесил трубку телефона. Мать, шаркая тапками, вошла в мою комнату.
— Где ты был прошлой ночью?
Я ответил, что был в Форшорс со своими одноклассниками.
— Но Бобби все время звонил, хотел узнать, где ты, — сказала она. — Он был очень этим озабочен.
Я должен был быстро что-нибудь придумать.
— Ну, мама, если бы ты видела Бобби прошлой ночью, ты бы все сразу поняла. Видишь ли, он объелся грибов[68] и был совершенно не в себе. Выглядел очень забавно — такой весь пафосный.
После легкого завтрака я поднялся по лестнице в свою старую комнату и занял наблюдательный пост у окна, выходившего на Тридцать третью авеню. Был почти полдень, и смартовский «линкольн» мог появиться с минуты на минуту. В руках у меня была папка, которую мне дала Нетти семь лет назад, — та самая, с архивными документами и фотографией. Я раскрыл папку и разложил изображения на швейной машине матери — в порядке, который казался мне наиболее логичным. В какой-то момент сестра просунула голову в дверь и спросила, что я собираюсь надеть на заключительную встречу выпускников. Я ответил, что ничего, потом спросил, не хочет ли она взглянуть, чем мы с Нетти занимались, когда были детьми. Но сестра ответила, что у нее нет времени.
Чуть позже заявился Карл.
— Эй, приятель, я очень опечален тем, что узнал о Нетти. У меня была сестра, которая погибла в ее возрасте. Утонула. Если вдруг захочешь поговорить об этом, я всегда готов. Только скажи.
И прежде чем я успел что-нибудь ответить, исчез.
Последней заглянула в комнату мама. Но она ничего не сказала. Я слышал, как она вошла, но даже не оглянулся. Я знал, что она плачет.
